Последний из могикан. «Мы не сможем, как Ленин „Искру“, передавать газету из-за границы» — главред «Собеседника»

Российский еженедельник «Собеседник» остается единственным на сегодняшний день печатным изданием, которое публикует статьи о политзаключенных, оппозиции, судах, а также журналистские расследования. Первые полосы газеты были отданы делу Саши Скочиленко, политику Илье Яшину, новейшему «словарю» Дмитрия Медведева. 20 февраля «Собеседник» посвятил обложку и первый разворот погибшему в колонии в Харпе Алексею Навальному, а через два дня тираж номера был изъят из продажи. Русская служба RFI попросила главного редактора «Собеседника», Олега Ролдугина, прокомментировать изъятие тиража и есть ли у газеты план Б на самый худший случай. 

Главный редактор независимой российской еженедельной газеты «Собеседник» Олег Ролдугин © Анастасия Кулагина/Anastasia Kulagina

RFI: Здравствуйте Олег. Если поступающая информация верна, то тираж последнего номера Собеседника от 20 февраля, посвященный Алексею Навальному, был арестован и изъят из продажи. Вы написали, что редакционные экземпляры также закончились и вы попытаетесь «отбить» тираж. Получилось ли это и если нет, то есть ли надежда?

Олег Ролдугин: Я бы не стал говорить категорично, что тираж последнего номера был арестован. Изъят — да, но по каким основаниям, какова мотивировка — нам это неизвестно. Пока, по моей информации, это произошло по звонку. На «всякий случай», для «профилактики», чтобы не было каких-либо претензий, как это бывает в последнее время с разными концертными площадками, которые сами, без всяких предписаний боятся запускать со своими концертами каких-то эстрадных исполнителей, рок-певцов и т. п. Видимо, в данном случае произошел какой-то такой «инцидент».

Ни я, ни наш юрист не видим никаких юридических оснований для того, чтобы тираж был арестован, по каким-то юридическим процедурам. Но, так как все-таки мы живем в России, и, нравится нам закон или нет, если мы и дальше хотим продолжать жить и работать здесь, нам приходится эти законы соблюдать, что мы и стараемся делать.

Другой вопрос, что с тиражом возникли определенные проблемы. Часть тиража мы уже потеряли и вернуть мы его не сможем.

Часть, надеемся вернуть в понедельник, во всяком случае, нам обещали. Но если действительно будут какие то серьезные претензии, то мы его вряд ли сможем распространять даже в редакции, поскольку это будет уже считаться нарушением каких-то законов. Посмотрим.

Главный редактор российской газеты Собеседник Олег Ролдугин © Андрей Струнин

Мой второй вопрос в целом о существовании «Собеседника». Если представить еще более негативное развитие событий: аресты других тиражей, более масштабное блокирование распространения, запрет рекламы, — вспоминая телеканал Дождь, которое тоже является независимым СМИ и начало репрессий против него в феврале 2014 года — тогда на глазах, в считанные дни «схлопывались» возможности работы. Есть ли у вас план Б для продолжения работы Собеседника?

Никакого плана Б по переформатированию нашей работы нет и, я думаю, быть не может, поскольку мы являемся заложниками того формата, в котором мы работаем — мы печатное издание. В этом смысле интернет-редакциям или телевидению, наверное, проще, поскольку всегда можно сменить локацию и продолжать вещание либо на YouTube, либо, если это речь идет о об интернет-СМИ, выкладывать свои материалы в интернете.

Мы же как газета не сможем, как Ленин «Искру», передавать свои материалы из-за границы в Россию. Соответственно, уезжать либо как-то переформатировать работу в данном случае… мы даже не рассматривали такие варианты, честно говоря.

Обложка российской газеты "Собеседник", иллюстративное фото © Собеседник

Почему вы продолжаете издаваться и почему не уезжаете?

Принять решение самостоятельно бросить своих читателей мы не можем до того времени, пока газета существует.

Пока у нас есть лицензия, пока нас не закрыли, пока есть возможность печататься, продаваться, мы не бросим наших читателей один на один с тем, что остается. Потому что, фактически, мы на данный момент остались последним независимым печатным СМИ, откуда люди могут получать какие-то альтернативные факты, читать какие-то интервью с теми людьми, с кем они больше не прочитают нигде. В том числе это касается людей, которые в настоящий момент вынужденно лишены свободы, я имею в виду политических заключенных.

В недавнем интервью Александру Плющеву вы упомянули о «самоцензуре» работников государственных изданий —вы действительно думаете что дело в самоцензуре, а не в «методичках»?

Я думаю, самоцензура существует в других изданиях: мне приходится общаться с коллегами, и люди действительно боятся сказать или написать что-то лишнее. Поскольку хватает любого доноса, любого звонка — бдительного гражданина или бдительного чиновника для того, чтобы парализовать, пусть даже не закрыть, а хотя бы осложнить жизнь редакции. И все просто стараются перестраховываться, потому что каких-то четких правил, на самом деле, сегодня нет.

То, что положено и дозволено одним, не дозволено другим.

И то, что ты мог написать вчера, завтра будет уже расценено как «крамола», за которой последует визит соответствующих органов с соответствующими мерами, неприятными для средств массовой информации. Но мы стараемся работать все-таки, несмотря ни на что, в тех рамках, которые есть.

Спасибо.